ИСТОРИЯ ОДНОГО ВЕЧЕРА
Добавлено: Вт янв 20, 2004 02:25
Встретил девушку. Нет, я их и раньше видел, и даже встречал. Просто хочу рассказать о ней.
Я как всегда депрессивничал перед компьютером, когда позвонил Чупс и попросил оказать посильное содействие в лечении больного горла теплой водкой. Я не знаю, зачем, но я согласился. Привел он меня значиЦЦа в небезызвестное заведение Уездного города N и даже помог найти стул. Я как всегда молчал и злобно зыркал на окружающий меня разврат из-под кустистых брежневских бровей.
В заведении имени пернатого говорящего друга нас ждали сиюминутная Чупсова пассия, не менее очаровательная сестра пассии, Чупсов «друг» Витя (именно «друг», ибо без кавычек написать рука не поднимается), с пассией же и маленькое очаровательное создание, о котором и пойдет речь.
Без труда выяснилось, что обеих сестер зовут Лена (и правда, зачем вообще разными именами называть?), Витя по-прежнему Витя, Витиной пассии имени в лонах истории не сохранилось, меня представили Антоном.
Мля, почему, если человек молчит и всем своим видом выражает презрение к происходящему, это вызывает нездоровый ажиотаж? ВитинаБезымянная сразу же накинулась на меня с дурацкими вопросами, дескать «где учусь?», да «где работаю?». Получила ответ: в газете. Комментарий: я так и подумала, журналистов сразу видно. Я сказал, что это особенно странно, если учитывать, что я ни хера не журналист.
Ну так вот, влили они в меня водки, чтоб не грустил, и начали между собой повсеместно увеселяться. Алкоголь притупил мой пессимизм, и я начал оказывать всяческие знаки внимания маленькому существу, сидящему напротив меня.
Зовут ее Лена (de ja vui) и она изначально выделялась из общего сплетения тел. Ликом она походила на луну, кротостью нрава напоминала журчащий под сенью оазиса ручей, а пупок ее вмещал ровно одну унцию орехового масла (последнее – домысел). Еще водку она пила. Я отдыхал в общении, что бывает не часто.
Когда спермометр моих друзей начал зашкаливать, а выхода этой пагубной энергии, кроме танцев не было ни куя, поступило предложение ехать в номера. Лена, слава богу, идею эту не поддержала, чем вызвала бурное осуждение со стороны моих товарищей, и тайное восхищение с моей. Я заверил ее, что ее никто в моем присутствии не обидит, она улыбнулась и согласилась.… К счастью, Витя проводил любознательную пассию, и моему спокойствию уже почти никто не угрожал.
На поверку номера оказались маленькой сауной. Я тут же, в знак равнодушия к плотским утехам, пошел в сауну, размышляя о том, как это, наверное, глупо, принуждать идти в сауну тех, кто этого совершенно не хочет.
В парную зашел Чупс и поинтересовался, в трусах ли я. Зачем же он так сразу? Ну, друзья, но ведь не на столько же? Я сказал, что без, но его это волновать ни в коей мере не можно и не должно. Чупс сразу засуетился, сказал, что отстает от жизни. Конечно, отстает, небось, и в презервативе уже, стервец! Почувствовав, что сознательно свой конец оттянуть не удастся (в смысле протрезветь) вышел под контрастный душ, который тоже не получился, ибо воды в уездном городе N два варианта: холодная и холодная, аж писдец.
Во фригидарии все спокойно, уламывания прелестниц продолжаются. Лена грустит. Сестра перестала сопротивляться, и уединилась с Витей в маленькой, но неуютной комнате. Чупс тихонько сулит небесные кренделя. Мы с Леной говорим о пустяках, сиречь плавании, родственных связях, вечерах длинных мундштуков и несправедливости.
И тут между строк я замечаю, что не все ладно в королевстве Датском – из неуютной обители зла доносятся крики и шум сражения. Затем из комнаты вывалилась сестра Лена, вся в слезах и в губной помаде. Затем Витя неглиже, и подбежав к нашему столу, за которым укрылась сестра Лена, кричит: «Пошли ебаЦЦа, дура! Вас же (это уже ко всем) сюда за этим привели! Или я не прав?».
В такие минуты почему-то становится стыдно в первую очередь за себя. Я встал из-за стола и заявил, что не желаю находиться здесь боле ни секунды. Ты со мной? Лена кивнула. Одевшись и окинув злачное место скучающим взглядом, мы увидели умопомрачительную сцену: сестра Лена, помятая, но не лишенная достоинства, восседает у Вити на коленях и страстным шепотом говорит ему: «Ты козел!». «Да!» не менее страстным шепотом отвечает Витя…
Лена сказала, что не брезгует упадническими питейными заведениями, чем в очередной раз оправдала мое восхищение ею.
Всю ночь мы стояли в рюмочной, пили водку, говорили. Я не вижу причин упоминать тем нашего разговора, потому что нельзя вот так раскрывать тайны чужой жизни. Скажу только, что мне было интересно и говорить и слушать.
Потом мы ехали в маршрутке вместе с утренними трезвыми скучающими людьми и интересовались у кондуктора местом приобретения его ботинок.
Потом опять пили, шли и говорили…
А потом она исчезла, потому что у нее есть своя жизнь, и мне нет в ней места…
Но я опять почувствовал себя счастливым и благодарен ей за это.
(с)Антуан
Я как всегда депрессивничал перед компьютером, когда позвонил Чупс и попросил оказать посильное содействие в лечении больного горла теплой водкой. Я не знаю, зачем, но я согласился. Привел он меня значиЦЦа в небезызвестное заведение Уездного города N и даже помог найти стул. Я как всегда молчал и злобно зыркал на окружающий меня разврат из-под кустистых брежневских бровей.
В заведении имени пернатого говорящего друга нас ждали сиюминутная Чупсова пассия, не менее очаровательная сестра пассии, Чупсов «друг» Витя (именно «друг», ибо без кавычек написать рука не поднимается), с пассией же и маленькое очаровательное создание, о котором и пойдет речь.
Без труда выяснилось, что обеих сестер зовут Лена (и правда, зачем вообще разными именами называть?), Витя по-прежнему Витя, Витиной пассии имени в лонах истории не сохранилось, меня представили Антоном.
Мля, почему, если человек молчит и всем своим видом выражает презрение к происходящему, это вызывает нездоровый ажиотаж? ВитинаБезымянная сразу же накинулась на меня с дурацкими вопросами, дескать «где учусь?», да «где работаю?». Получила ответ: в газете. Комментарий: я так и подумала, журналистов сразу видно. Я сказал, что это особенно странно, если учитывать, что я ни хера не журналист.
Ну так вот, влили они в меня водки, чтоб не грустил, и начали между собой повсеместно увеселяться. Алкоголь притупил мой пессимизм, и я начал оказывать всяческие знаки внимания маленькому существу, сидящему напротив меня.
Зовут ее Лена (de ja vui) и она изначально выделялась из общего сплетения тел. Ликом она походила на луну, кротостью нрава напоминала журчащий под сенью оазиса ручей, а пупок ее вмещал ровно одну унцию орехового масла (последнее – домысел). Еще водку она пила. Я отдыхал в общении, что бывает не часто.
Когда спермометр моих друзей начал зашкаливать, а выхода этой пагубной энергии, кроме танцев не было ни куя, поступило предложение ехать в номера. Лена, слава богу, идею эту не поддержала, чем вызвала бурное осуждение со стороны моих товарищей, и тайное восхищение с моей. Я заверил ее, что ее никто в моем присутствии не обидит, она улыбнулась и согласилась.… К счастью, Витя проводил любознательную пассию, и моему спокойствию уже почти никто не угрожал.
На поверку номера оказались маленькой сауной. Я тут же, в знак равнодушия к плотским утехам, пошел в сауну, размышляя о том, как это, наверное, глупо, принуждать идти в сауну тех, кто этого совершенно не хочет.
В парную зашел Чупс и поинтересовался, в трусах ли я. Зачем же он так сразу? Ну, друзья, но ведь не на столько же? Я сказал, что без, но его это волновать ни в коей мере не можно и не должно. Чупс сразу засуетился, сказал, что отстает от жизни. Конечно, отстает, небось, и в презервативе уже, стервец! Почувствовав, что сознательно свой конец оттянуть не удастся (в смысле протрезветь) вышел под контрастный душ, который тоже не получился, ибо воды в уездном городе N два варианта: холодная и холодная, аж писдец.
Во фригидарии все спокойно, уламывания прелестниц продолжаются. Лена грустит. Сестра перестала сопротивляться, и уединилась с Витей в маленькой, но неуютной комнате. Чупс тихонько сулит небесные кренделя. Мы с Леной говорим о пустяках, сиречь плавании, родственных связях, вечерах длинных мундштуков и несправедливости.
И тут между строк я замечаю, что не все ладно в королевстве Датском – из неуютной обители зла доносятся крики и шум сражения. Затем из комнаты вывалилась сестра Лена, вся в слезах и в губной помаде. Затем Витя неглиже, и подбежав к нашему столу, за которым укрылась сестра Лена, кричит: «Пошли ебаЦЦа, дура! Вас же (это уже ко всем) сюда за этим привели! Или я не прав?».
В такие минуты почему-то становится стыдно в первую очередь за себя. Я встал из-за стола и заявил, что не желаю находиться здесь боле ни секунды. Ты со мной? Лена кивнула. Одевшись и окинув злачное место скучающим взглядом, мы увидели умопомрачительную сцену: сестра Лена, помятая, но не лишенная достоинства, восседает у Вити на коленях и страстным шепотом говорит ему: «Ты козел!». «Да!» не менее страстным шепотом отвечает Витя…
Лена сказала, что не брезгует упадническими питейными заведениями, чем в очередной раз оправдала мое восхищение ею.
Всю ночь мы стояли в рюмочной, пили водку, говорили. Я не вижу причин упоминать тем нашего разговора, потому что нельзя вот так раскрывать тайны чужой жизни. Скажу только, что мне было интересно и говорить и слушать.
Потом мы ехали в маршрутке вместе с утренними трезвыми скучающими людьми и интересовались у кондуктора местом приобретения его ботинок.
Потом опять пили, шли и говорили…
А потом она исчезла, потому что у нее есть своя жизнь, и мне нет в ней места…
Но я опять почувствовал себя счастливым и благодарен ей за это.
(с)Антуан
