раскас.

[qwerty]

Я видел это сам...
Они любили друг друга, и я видел это сам. Он мой лучший друг, а её я знаю с детства. Они были очень красивой парой. Он был высоким, крепким и статным мужчиной со светло-русыми волосами, которые вздымались непослушными и задорными вихрами на затылке. Его голубые глаза были честными и открытыми.
Она очень подходила ему — среднего роста девушка с длинной каштановой косой, доброй улыбкой и большими карими глазами, которые всегда по особенному счастливо блестели, когда она была рядом с ним.
Она не была избалованной мужским вниманием, как большинство нынешних девушек. Она не покупала себе розовых кофточек, юбочек и брючек, а также туфлей, у которых неизвестно что длиннее — мыс или шпилька.
А он не был из тех «мальчиков», что озабочены лишь новым стилем мелирования и супертонкими мобильниками.
Они были похожи во многом. Их музыкальные пристрастия не всегда сходились, если брать конкретных исполнителей. Но оба они предпочитали качественную и хорошо сделанную музыку со смыслом. Сами играли на гитаре, знали много песен как массовых, так и никому не известных, не гнушаясь перемешивать одно с другим, если брали в руки инструмент. Не считали гитару только своей, охотно уступая её любому желающему поиграть в большой компании.
Любили походы, хоть и не были профессионалами. Не гнались за рекордами, а просто выбирались на природу, чтобы отвлечься от суматошного города и бега всесильного времени.
Они не были закрытыми от людей и зацикленными на себе. Их общительность удивляла и притягивала. Свою любовь они не демонстрировали при каждом удобном случае, как многие пары, что обнимаются и целуются по поводу и без. Но я-то знаю, что они любили друг друга, может быть, даже больше, чем все остальные, ведь я видел это сам.
Такие пары обычно празднуют серебряную, золотую, а затем и бриллиантовую свадьбу. Такие пары живут в мире и согласии до самой смерти, не расставаясь, даже когда уходит то, что держит подавляющее количество семей — секс. Они же были не только влюблёнными, но и друзьями.
Конечно, они ссорились — это свойство человека, и от него никуда не денешься. И тогда он ходил мрачнее тучи. В такие моменты мы с ним напивались. А она выглядела подавленной, и всё валилось у неё из рук. В такие моменты я звал её в кино или просто погулять — как с другом, естественно. Между нами никогда ничего не было, да и вряд ли могло быть.
А потом они мирились, и я видел это сам. Они не смотрели друг на друга, опустив глаза в пол, а затем поднимали их, встречаясь взглядами, и извинялись. Каждый чувствовал себя виноватым. Они обнимались, и уже через минуту снова смеялись над собой.
Они были счастливы, и я видел это сам.
Я никогда не мог бы им завидовать, и на то есть много причин. Я радовался за них, мне становилось теплее, когда я видел их вместе. С ними я никогда не чувствовал себя «третьим лишним», они смеялись и называли меня хранителем их счастья. Хоть и в шутку, но мне было приятно.
Им было хорошо вместе, и я видел это сам.
Но ничто не вечно. И их счастью пришёл конец. Он попал в автокатастрофу — очень распространённая смерть в нынешнем мире. Здесь много машин, и на одной из них ты вполне можешь разбиться.
Как раз накануне они поссорились. Я приехал к ней, и мы пили чай «Майский» и ели печенье «Брянконфи» с изюмом, когда в её квартире раздался телефонный звонок. Она сняла трубку, отодвинув чашку с чаем, сказав «алло».
Я видел сам, как она побледнела, я видел сам, как наполнились ужасом её глаза, я видел сам, как из её левой руки выпало недоеденное печенье, рассыпавшись крошками от удара о пол. Затем и правая её рука ослабла, не удержав телефон. Трубка упала в чашку с чаем, дешёвый керамический заменитель фарфора разбился, кипяток закапал её на ноги, но она не шевельнулась. Утопленный микрофон молчал, молчал, молчала и она, глядя в стену и не видя её.
Я взял её за плечи и заставил встать, чтобы она хотя бы не сильно обожглась. Она пусто посмотрела на меня и произнесла:
— Я же ему говорила, чтобы он не гонял по дорогам…
Я сам видел, что было потом.
На похоронах она не плакала, не падала в обморок и не произнесла ни слова — губы её были плотно сжаты. Она не ходила в церковь, не ставила свечи за упокой его души, но я-то знаю, каково ей было.
Она выкинула всю одежду любых светлых или ярких цветов, сняла все украшения, за исключением тонкой цепочки, что он когда-то ей подарил, не нося на ней кулона. Она постарела, сгорбилась и как-то вся истончала. Улыбка её стала явлением настолько редким, что немногие видели её, а в глазах навсегда поселилась грусть. Но она продолжала жить, и это поражало, ведь я-то точно знаю, что у неё хватило бы сил на смерть. Если кто-нибудь решался задать подобного рода вопрос, она отвечала, что он умер не для того, чтобы она резала себе вены.
Но я-то чувствовал, что причина в другом.
Она так никого себе и не нашла. Мужчины боялись её задумчивости и грусти, все подруги рано или поздно вышли замуж, и теперь были заняты совсем другими делами, позабыв про неё.
Даже я долгое время у неё не появлялся, да она и сама не звонила и не вспоминала обо мне. Но однажды я купил у знакомого аптекаря малюсенький пузырёк и поехал к ней. Я позвонил в её дверь, она очень удивилась, открыв.
Мы снова отправились на кухню, и я достал пачку «Майского чая». Она будто бы не заметила, поставив чайник. А когда тот вскипел, я достал ещё и пакет печенья «Брянконфи» с изюмом. Она так и остановилась с чайником на весу, посмотрев сначала на печенье, а потом на меня. Медленно поставила чайник на стол, не заботясь о термостойкой подстилке.
— Зачем ты сделал это? — тихо и с ненавистью спросила она.
— Затем, чтобы ты не закрывалась в себе, — ответил я.
— Не закрывалась в себе? — выкрикнула она. — Да что ты знаешь? Что ты можешь знать?! Да я живу ради того, чтобы искупить свою вину! Он погиб из-за меня! Это я была виновата в той ссоре, он разнервничался и… Я могла бы умереть, но это так просто! Что ты знаешь…
Я шагнул к ней и положил ей руку на плечо. Не встретив сопротивления я обнял её, а она заплакала. Я нежно погладил её по спине, мои руки скользнули на её талию, затем на бёдра. Я поцеловал её, глядя в блестящие от слёз глаза. Мне хотелось лишь утешить её…
…Я начал медленно снимать с неё одежду…
Она звала меня его именем, но мне было всё равно. Я был с ней нежным и страстным, она трепетала в моих руках. Я сделал это не потому что хотел её как женщину. Я лишь хотел, чтобы ей было хорошо…
Наутро она попросила меня принести воды. Я пошёл на кухню и вскоре вернулся со стаканом. По дороге я достал из кармана куртки тот самый пузырёк.
Она сидела на кровати обнажённая, уткнувшись лицом в колени. Она осознала, что произошло. Она поняла, что я — не он.
— Что же я сделала?… — шептала она.
Я на секунду отвернулся, а потом подал ей стакан воды. Стуча зубами о стекло и зажмурившись, она выпила всё до дна, а потом подняла на меня взгляд.
— Я больше не хочу.
— А тебе и не придётся, — сказал я на это.
Я видел сам, как глаза её остекленели, я видел сам, как она повалилась набок. Я слышал сам, как остановилось её сердце.
Я сделал это сам. И ты можешь судить меня — это твоё право. Но я сделал это.

А затем я просто взял и сделал по-другому. Я могу изменить практически всё, потому что я — Бог.
Мы сидели на её кухне, пили «Майский чай» и ели печенье «Брянконфи» с изюмом, когда в её квартире раздался телефонный звонок.
— Как? — спросила она, когда в поднятой трубке заговорили. Кусочек печенья, что она надкусила, выпал из её левой руки. — Не может быть… Первая Градская…корпус… палата… до семи часов…
Она положила трубку и посмотрела не меня. Глаза её были полны решимости.
— Мне срочно нужно поймать такси, до семи часов осталось всего двадцать минут. Он разбился на машине, теперь лежит в Первой Градской больнице.
Мы оставили чай остывать, а печенье черстветь.
Её так и не смогли спровадить из больницы после семи в тот день. Она плакала и просила у него прощения, а он успокаивал её, говоря ласковые слова и гладя её по волосам. Его лечение было долгим, но ничего серьёзного он не задел в этой аварии. Она ходила к нему каждый день, все врачи только диву давались, насколько сильная у них любовь.
Вышел он из больницы с неизменной улыбкой и несколькими свежими шрамами. Но их это не пугало. Им это ничуть мешало.
А через некоторое время в больницу легла она.
В родильное отделение.
И я видел это сам.


[off]Не моё. Прислала знакомая по ёмылу. Просто понравилось добротой своей данное сочинение[/off]

[Грызь Вострокопытная]

КГ/АМ

Корявый краснознамённый стиль:

Сами играли на гитаре, знали много песен как массовых, так и никому не известных, не гнушаясь перемешивать одно с другим, если брали в руки инструмент. Не считали гитару только своей, охотно уступая её любому желающему поиграть в большой компании.

Твоя знакомая по ёмылу часом ли не Дубина Роговицкая?

Сюжет кощунственно предсказуем: любовь-морковь, потом автокатастрофа (никаких сомнений в этом не было с первых же строк), она ЕСТЕСТВЕННО говорит "алло" и, как водится, бледнеет (ну как же без этого?), затем конечно же любая приличная девушка должна "выкинуть всю одежду любых светлых или ярких цветов", и т.д. и т. п.

Ужас апологичных соплей, пароксизм кича и террор убожества.
Аргентина плачет.

[qwerty]

[off]Грызь Вострокопытная,
(рыдая пьяными слезами) А может быть тебе, пекинесша оттраханная, объяснить что нибудь?

Пейшышь аки у тебя зачет по получению информации при подготовке к половому акту с врагами народа.

И ваще, воспользуйся спиртом. Для собственной дезинфекци перед оргазмом. [/off]

[Грызь Вострокопытная]

И это твой достойный ответ на справедливую критику?

[qwerty]

[off]Грызь Вострокопытная,
вот аддашся мне по всякому разному, и тогда я не буду затрагивать темы случки с тобой и буду писать умные посты. И буду адекватно реагировать на критику.

Ну так шо? Аддавайся, гырзь![/off]

[Грызь Вострокопытная]

Где модератор.
Меня здесь домогаюццо.
Караул.

[Weekers]

Караул вызывали? Наливай!

[Stupid Motherfucker]

Грызь Вострокопытная,
эта типа, донт край фо ми, Арджентина? улыбнуло ))

qwerty,
нидачитал... дахрина букф и слезы с саплями залили клаву с мышом вмести... пришлось скурить заначку, шобы атайти...
аднака, тема слезных саплей раскрыта полнастью - плюс
а вот темы йэ@%ли нет вааще - минус
итаво - низачьот... пишы исчо
[off]слууушай, ну я панимаю Кошка или Портиш вывесили бы такое, но ты, камрад... прям десяты клас фтарая четферть... [/off]

[Faust]

Вышел он из больницы с ... свежими шрамами. Но их это не пугало. Им это ничуть мешало

А вот и тема е*ли ... А где были свежие шрамы, еси не секрет ?

[portishead]

Faust,
[off]
секрет. Прошу оставить в стороне эту столь наболевшую для вас всех тему. Или зайти на какой-нибудь другой сайт в Интернете, чтобы снять напряжение и не грезить еплей везде, где только вздумается. [/off]

[Faust]

portishead,
[off]Шютка, мадемуазель ... начатая Stupid Motherfucker'oм и продолженная мной ... улыбнитесь ...тем более вам это идет

Ладно, Ступид, не будем превращать Литературный форум в Удафф [/off]

А по поводу рассказа ... ниче так ... симпатично написано ... был бы я романтиком, зацепило бы больше...